Они и сейчас ютятся в старой записной книжке. Но так как они очень личные, выносить нх на всеобщее обозрение не буду.
Но рискну обновить опыт
Тем более, что в последнее время увиденное и прочувствованное стало складываться в небольшие сюжеты
А удачно, или нет - судить вам, мои дорогие читатели и друзья.
.
Старый дом тосковал.
С годами тоска становилась всё более неутолимой.
Особенно тяжело приходилось зимой, когда злой ветер глумливо смеялся в тёмные глазницы окон, а трескучий мороз вымораживал всё до последнего брёвнышка, изгоняя бережно хранимые остатки тепла.
Не лучше было и осенью, в предзимье. Низкие осенние тучи сеяли холодным дождём, серая мгла застилала окрестности и всё ещё не заросшую тропинку, в которую дом всматривался с неистребимой надеждой всякий раз, когда видел приближающуюся фигуру человека.Но это оказывался либо мальчишка, захотевший полакомиться яблоками, либо старушка, искавшая заблудившуюся козу, либо подвыпивший человек, которому все дома и тропки кажутся одинаковыми.
Хозяин не появлялся.
Старый дом уже начал забывать его лицо. В смутных тяжёлых снах всплывали обрывки фраз:
- Тяжело мне, понимаешь, - говорил хозяин, обходя дом и прикасаясь дрожащими руками к его стенам, - каждой ночью её вижу. Просил же не уходить раньше меня, ослушалась. Как же мы хорошо жили, да ты и сам знаешь...Сына вырастили, вот зовёт меня к себе жить. Уехать бы, ведь родная душа, но как же тебя оставить, пропадёшь, а продать тебя, словно предать...
Хозяин так и не свыкся со смертью жены. Дом сочувствовал хозяину, и изо всех своих деревянных сил пытался помочь: пением сверчка под печью и скрипом половиц в горнице отгонял ночные призраки, утолял жажду хрустально чистой водой из колодца, угощал краснощёкими яблоками с ароматом мёда. Дом ждал его из походов в лес за ягодами и грибами, волновался, когда хозяин уезжал в гости к сыну, и приветливо кружил флажком флюгера, завидя знакомый силуэт.
Но однажды хозяин уехал к сыну и не вернулся. При этом он оставил дома все свои вещи, прощальных слов не говорил, был непривычно взволнован и весел, спрятал ключ в привычном месте и ушёл почти налегке.
Прошёл месяц.
Потом прошёл год.
От непривычной сырости брёвна дома покрылись плесенью, перила крыльца покосились, калитка соскочила с петель.Зарастал бурьяном маленький огородик, где хозяин любовно выращивал овощи, некому было скосить траву во дворе.. Тлен и запустение не так угнетали, чем тягостная неизвестность. И некого было спросить, не с кем переговорить, ибо дом находился на отшибе.
Однажды весенний ветерок пересказал дому разговор, услышанный им от деревенских бабок. Мол, его хозяин скоропостижно скончался по дороге к сыну, а так как сын в это время находился в зарубежной командировке, то старик был кремирован в городе, и прах с урной хранится в том же крематории по просьбе сына.
Дом не поверил в эти росказни и продолжал ждать. Отчаяние сменилось терпеливой привычкой.
- Жди, жди, жди! - пели говорливые весенние ручейки.
--Он, вернётся, вернётся!- щебетали ласточки под крышей.
- Непр-р--р-еменно!- подтверждал басистый летний гром.
И даже зимняя вьюга смягчилась и старалась потеплее укутать дом снегом, чтобы тот окончательно не застыл в томительном ожидании.
Третье лето оказалось неистово жарким. Старая яблоня заботливо укрыла дремлющий дом от палящих лучей солнца.
- Ну вот мы и вернулись.А ты постарел, мой родимый. Ничего, это поправимо. Всё поправимо, кроме смерти.
Молодой человек с небольшим рюкзаком за спиной устало опустился на ступени крыльца.
Было в его облике что-то неуловимо знакомое, родное, близкое...
Дом всё понял. Хотелось наклониться, и стиснуть в объятиях родного незнакомца, как это часто делают люди при встрече.
Но дома не люди.Они умеют только ждать.
Капельки влаги на стекле окна, невесть откуда взявшиеся, мгновенно были высушены зноем.
- Будем жить, родной! - сказал человек, решительно направляясь к двери.
- Будем жить! Жить! Жить! - летний вечер подхватил слова, которые серебряным звоном разнеслись по округе.
Старый дом начинал свое новое летоисчисление.
19.01.18
Journal information